Макс весело посмотрел на свою жену.
— Я придерживаюсь той теории, что каждый становится кандидатом на руководящий пост в консервативной партии, как только его безмятежному существованию начинает что-то угрожать.
Тесс постаралась не рассмеяться, но ей это не удалось.
— Может, с моей стороны это и правда немного консервативно, — согласилась она.
— Немного? — издевательски спросил он.
Тесс застонала:
— Ладно, признаюсь. Но ты ни за что не убедишь меня, что кто-то переезжает в Хивербери по своей воле.
Макс почесал голову и задумался, подыскивая слова попроще.
— Дело в том, Тесс, что выбора-то у нас и нет. Поверь мне, я изучил все варианты. Если только ты не хочешь уехать из Лондона, придется смириться с Хивербери.
Тесс вздохнула:
— Ты слышал, как его называют?
Макс покачал головой:
— Нет. Удиви меня.
— Тебе это покажется смешным, — сказала она голосом, в котором не было и намека на веселье. — Ты знаешь, что наш район называют Долиной Подгузников?
— Конечно знаю, — ответил Макс.
Его тоже начинала раздражать Тесс.
— Так вот, обитатели Долины Подгузников в шутку называют Хивербери Дерьмовой долиной. Большое тебе спасибо.
С этими словами она встала и вышла в сад, где и разрыдалась над крошечной глицинией, которая так и не зацвела.
Тесс сидела в крошечной пустой кухне.
— Что скажешь? — с надеждой спросил Макс.
— Нормальная квартира.
Только это она и могла сказать. Единственная свободная квартира в этом районе, которую они могли себе позволить, да еще в такие короткие сроки. И квартира хорошая. Небольшая, но хорошая. Две спальни, гостиная, кухня и маленький заросший сад.
— Что будем делать со всеми нашими вещами? — вслух произнесла Тесс то, о чем думала. — Здесь все не поместится. Наверное, что-то придется продать?
Ее голос дрогнул при мысли о том, что некоторые вещи утратятся безвозвратно.
Макса ободрило это невысказанное согласие переехать в новую квартиру.
— Можно сдать их на хранение. Это недорого, я узнавал. И не забывай, что это не навсегда Мы ведь все еще владеем старым домом. Просто нам нужно заработать какие-то деньги, расплатиться с долгами, а потом мы сможем вернуться назад.
«Вернуться назад? — подумала Тесс. — Мне бы лучше определиться, как жить дальше. Переезд — это легко, если он вообще бывает легким. А вот заработать деньги, о чем Макс говорит так небрежно, — это ведь не легкая прогулка».
— Что-то мы можем продать в магазине и кафе, — сказал Макс. — Да у нас и запасы еще есть.
«Конечно, — подумала Тесс. — Да эти запасы расходуются со скоростью примерно одна банка тосканских оливок в час. Большое подспорье».
Макс не заметил скептического выражения на лице жены.
— Как бы там ни было, доход покроет аренду в течение первых двух месяцев, и мы рассчитаемся наличными со всеми кредиторами. Не в их интересах обанкротить нас, особенно когда есть определенная перспектива, что мы выплатим им все, что должны. В настоящее время все довольны тем, что мы предпринимаем кардинальные действия, чтобы расплатиться с долгами. Поэтому если в течение нескольких следующих недель мы сможем найти работу, то представим им план полной выплаты.
— Все так просто? Найдем работу в течение нескольких недель? — возразила Тесс. — Ты в газетах читаешь что-нибудь кроме спортивных и финансовых разделов? Да ведь полно людей, которые не могут найти работу годами.
— Знаю, но ведь мы профессионалы.
Тесс издала тот свистящий звук, который обыкновенно приберегала для дочки, когда та упорно вылавливала каждую крошечную травинку из соуса. Лара как-то ездила со школьной экскурсией на местную ферму, и жена фермера с гордостью показывала детям свой сад с различными травами. Где-то в середине скучного рассказа о том, как дождичек помогает травке вырасти такой сочной и вкусной, подбежала хозяйская собака и задрала лапу над растениями — видимо, чтобы они стали еще сочнее и вкуснее. Всех детей тогда стошнило от восторга и ужаса. Это был кульминационный момент экскурсии. Однако у Лары (и, как выяснилось, У большинства учеников класса) осталось неискоренимое отвращение к травам и всем прочим неопознанным приправам, которыми сдабривают пищу. Лара сводила мать с ума, как только может сводить с ума десятилетний ребенок, а теперь и Макс начинал так же действовать на нее.
— Когда ты говоришь «мы профессионалы», отдаешь ли ты себе отчет в том, что мы практически неспособны найти работу? Да ты посмотри на нас обоих. Ты пятнадцать лет занимался рекламой, потом три года держал магазин. С одной работы тебя уволили, другую ты завалил.
Макса передернуло. Тесс кольнуло чувство вины, но она знала, что необходимо вернуть его с небес на землю. Взяв на себя ответственность за нынешние обстоятельства, он, казалось, совершенно изменился. Отбросив чувство предосторожности, он наугад двигался вперед, не задумываясь о последствиях. Тесс и сама не знала, волнует ли его вообще что-нибудь.
И вот это-то ее и тревожило.
Она заговорила помягче:
— Я лишь хочу сказать, что на то, чтобы вернуться в рекламу или заняться еще чем-то в этом роде, нужно много времени, несколько месяцев. Я слышала, как ты сегодня утром звонил своим старым знакомым. Мне не показалось, что они умоляли тебя вернуться.
— Просто я закидывал удочку, — сказал Макс в свое оправдание.
Тесс вздохнула:
— Понимаю. Но если на удочку что-то и попадется, то не скоро. Я всерьез считаю, что нам надо поискать что-нибудь более надежное.