Любовь нельзя купить - Страница 26

Милли откусила кусочек булочки и выскочила из комнаты. Из ванной какое-то время неслись по коридору утробные звуки, пока она наконец не вышла из нее, бледная и несчастная.

— Так же плохо, как и с предыдущими? — спросила Фиона, вспомнив, как сильно Милли страдала от утренней тошноты раньше.

Милли слабо кивнула:

— Вообще-то еще хуже. На этот раз я все это еще больше ненавижу, потому что это не запланировано. С предыдущими я готовилась к таким мукам. Да и дети были маленькие. Я могла просто скинуть их помощнице по хозяйству и идти спать. Теперь они подросли, и стало труднее. Есть о чем подумать — чтение, домашние задания, прогулки и всякое такое. И нельзя расслабляться, а то, если за ними не смотреть, еще превратятся в малолетних преступников.

Фиона это понимала. Как только дети начинают ходить в школу, даже в элитную частную, они начинают ускользать из-под контроля родителей. Уже спустя несколько дней они приходят домой и выдают слова, которые выучили явно не в группе мисс Смайлибан.

— Через несколько недель ты будешь в порядке, — сказала она. — Токсикоз пройдет, и все будет по-прежнему. Это как встретиться со старым другом! Да у тебя ведь и раньше такое было.

Милли сверкнула глазами:

— Даже если ты только подумаешь сказать, что это просто семечки после четверых, я пристрелю тебя.

Она хотела, чтобы это прозвучало как шутка, но ни одна из подруг не рассмеялась.

Фиона воздела руки:

— И в мыслях такого не допущу.

Милли пожалела о своей резкости, но была слишком занята своими мыслями, чтобы извиниться. Все в этой беременности шло не так, да, похоже, с нее и началась куча неприятностей. Умом она понимала, что ни в чем не виновата, что это Тесс приходится переезжать, но по-прежнему воспринимала случившееся как нечто личное.

Она полагалась на поддержку двух своих приятельниц в это трудное время. Тим утверждал, что рад этому «счастливому обстоятельству», но она знала его слишком хорошо, чтобы он мог ее провести. После известия о беременности он несколько отдалился от нее, задерживался на работе, реже звонил, целовал небрежнее. Она понимала, что ей следовало бы поговорить с ним насчет того, что он чувствует, но прежде ей хотелось разобраться в собственных переживаниях. А для этого ей нужны были две ее подруги.

Зазвонил телефон. Фиона удивилась тому, что ощутила облегчение, услышав звонок. Раньше обеих всегда раздражало, когда кто-то прерывал беседу. Но теперь все чаще в разговоре случались паузы, вовсе не сближавшие их.

Она мяла пальцами хлебные крошки и слушала, как Милли возобновила ссору, которую они с Тимом затеяли, вероятно, еще утром. Она решила поразвлечься, представив себе, что Тим отвечает Милли на том конце провода.

— Я все сделала, тебе оставалось лишь приготовить бутерброды… («Да, из-за них я опоздал на поезд, а потом и на совещание».)

— Надо было раньше вставать… («И встал бы, если бы знал заранее, что ты заставишь меня готовить детям завтрак с собой».)

— Я не виновата, что мне было плохо… («Не хочешь ли ты сказать, что это моя вина?»)

— Зачатие не было непорочным… («Прости, что я не слежу за твоими месячными и их причудами…»)

Фиона и сама понимала, что в этом месте она в своих фантазиях несколько увлеклась. Тим не из тех, кто будет говорить о месячных, однако она порадовалась своему остроумию.

— Прости, Тим, подожди-ка секунду, — Милли прикрыла трубку рукой. — Что это ты развеселилась, Фиона?

Фиона перестала смеяться. Она выпрямилась, точно девчонка, которую застали за списыванием на уроке математики.

— Так просто, — ответила она, густо покраснев.

Милли продолжила разговор. Фиона отказалась от своей затеи и вместо этого стала бросать хлебные катышки в потолок.

— Слушай, мне надо идти, Тим. Фиона здесь.

Фионе не понравилось последовавшее за этим продолжительное молчание. Оно слишком затянулось и не могло сойти за вежливое «это хорошо, дорогая», что было бы подходящей реакцией на сообщение Милли о присутствии подруги. Молчание было зловещим, точно Тим подбирал какое-нибудь бранное слово. Милли продолжала слушать, а Фиона пришла в ужас. Что говорит ей муж? А вдруг что-нибудь вроде «никогда больше не пускай в наш дом эту растрепу»?

«Да что это со мной происходит? — одернула себя Фиона. — Я, наверное, с ума сошла. Воображаю себе разговоры, которых не слышу, да еще и грублю себе от имени мужа приятельницы, человека, которому, вероятно, я не настолько интересна, чтобы осуждать меня».

Милли положила трубку в тот самый момент, когда мимо нее пролетел хлебный катыш.

— Чем это ты занимаешься, Фиона? — спросила она, искренне удивившись.

Фиона перестала бросаться.

— Пытаюсь приклеить кусочки булочки к потолку.

— Вижу.

— Как там Тим?

Фиона дала Милли возможность повторить все его высказывания. А может, и нет.

— Он не в настроении. Скверное утро. Но к концу приободрился. Пошел обедать. Они давно знакомы.

— Что ж, это должно помочь. Грэм всегда приходит в себя после обеда с друзьями. Там можно осточертеть друг другу разговорами о крикете, досыта наговориться о пляжном волейболе и посостязаться в рыгании.

— Мне кажется, это будет не такой обед, — тихо произнесла Милли.

— А с кем он идет?

— С женщиной. Вместе учились в школе.

Фиона приподняла бровь:

— А, ну ясно, час будут предаваться воспоминаниям, потом иссякнут темы для разговора, соврут друг другу, что будут держать связь, и быстро разойдутся. Я и сама это проходила.