Он поймал себя на том, что ничего не упомянул о ребенке, который скоро должен родиться, и не стал анализировать причины подобного упущения.
Ему следовало бы добавить что-то личное, чтобы доказать Элисон, что он по-прежнему представляет собою содержательного человека. Но он не знал, что сказать, не солгав при этом. Он играл в гольф, но не хотел признаваться в этом из боязни показаться человеком средних лет, каковым он, собственно, и являлся. Он был членом общества «Друзья Ковент-Гардена» и регулярно ходил в оперу и на балет, но не хотел выглядеть представителем среднего класса. А был таковым. Он получал современную литературу из книжного клуба, а вина Нового Света — из винного клуба, но не считал себя гурманом. Хотя был им.
Если честно, то ее замечание о том, что он не изменился, было ему приятно. Он усердно и неустанно трудился над тем, чтобы его внешность оставалась прежней. Вероятно, это последняя составляющая его жизни, которую он еще контролировал. Он до сих пор считал, что лучшее, хотя и сложное время его жизни — это когда ему было восемнадцать лет. Не изменяя излюбленной прическе с резко очерченным пробором посередине и тонкой челкой, оставаясь все таким же долговязым, он заблуждался, думая, что в любое время, когда захочет, может вернуться в те дни. Он и оправу выбирал по моде времен своей юности, несмотря на то что круглые очки, как у Джона Леннона, не шли ему, даже когда он был подростком, а теперь он выглядел в них и вовсе нелепо.
Поскольку был рабочий день, он надел костюм, однако Элисон удивилась бы, узнав, что по выходным Тим одевается так же, как и раньше, — в плохо сидящие на нем джинсы, мешковатые рубашки и свисающие, не заправленные за пояс белые футболки. А одевается он так потому, что Элисон когда-то, когда они впервые встретились, сказала ему, что он хорошо выглядит. Поскольку в дальнейшем никто не говорил ему таких комплиментов, когда он экспериментировал с другими стилями, то он вернулся к тому внешнему виду, который когда-то был для него выигрышным.
— Я удивилась, что ты ответил на мое электронное письмо, — сказала Элисон, нарушая молчание.
— Почему?
Элисон посмотрела вдаль:
— Несколько лет назад я не стала бы искать контакта. Я слышала, на этих сайтах люди ищут друг друга только потому, что…
Она заколебалась.
— И почему же? — спросил Тим, готовый выступить в свою защиту.
Элисон не сразу подобрала подходящие слова.
— Потому, что не удовлетворены, — нашлась она наконец и с беспокойством посмотрела на него — уж не обидела ли?
Тим скорее удивился, чем обиделся. До того, как она произнесла эти слова, он и не задумывался об этом. Вероятно, чувство неудовлетворенности руководило им так давно, что он и забыл, что можно пребывать в каком-то другом состоянии.
Однако верность Милли вместе с нежеланием признавать, что его жизнь отнюдь не так блистательна, вынудили его отринуть это обвинение.
— Если честно, не могу сказать, что я озабочен этим. Меня, по большому счету, жизнь не разочаровала. («Скажи ей, что скоро у тебя будет еще один ребенок, — будто услышал он вдруг чей-то громкий голос, — скажи, в какой восторг ты приходишь оттого, что у тебя беспрестанно увеличивается семья и постоянно рожает жена».) Просто я был рад услышать о тебе и подумал, что будет приятно увидеть тебя.
Он понял, что его слова прозвучали неубедительно. Ну и что? Значит, он слабак.
— Ну а ты? Ты ведь первая вышла на связь. Ты тоже сделала это потому, что чем-то не удовлетворена?
— Да, — просто ответила Элисон.
Тим был сбит с толку ее откровенностью, но тут вспомнил, что именно это ему всегда в ней и нравилось.
— Ты улыбаешься, — сказала Элисон.
Тим немедленно перестал улыбаться.
— Ну вот, так-то лучше, — поддразнила она его, и двадцать лет тотчас улетучились.
Парень: восемнадцать лет, отличник, плохая (улучшающаяся) кожа и плохое (ухудшающееся) зрение, скромный, усердный, ожидающий, что в его жизни произойдет что-то интересное, но ничего для этого не предпринимающий и живущий в надежде, что завтра, должно быть, будет больше возможностей, чем сегодня.
Плюс:
Девушка: почти восемнадцать лет, прекрасная кожа и зрение, обыкновенные черты лица, энергичная, общительная, трудолюбивая, хватающаяся сегодня за любую возможность из страха, что завтра она исчезнет.
Когда Элисон начала оказывать ему знаки внимания, Тим не мог поверить своему счастью. Поначалу он думал, что она делает это, приняв чей-то вызов или на спор, поэтому избегал ее, поскольку прыщи и очки и без того приносили ему в жизни немало унижений.
— Почему ты не обращаешь на меня внимания? — спросила она у него наконец.
— А почему ты преследуешь меня? — спросил он, неожиданно для себя ощутив прилив смелости.
— Потому что ты играешь на саксофоне, — ответила она тогда.
Тима это озадачило. Он не хвастался своими музыкальными способностями, когда рассказывал о себе, а о том, что саксофон является для женщин сексуальным символом, и не знал. Он играл на саксофоне только потому, что папа занимался с ним и он, и все его братья и сестры были вынуждены этому учиться. Физические усилия, требовавшиеся от него во время игры, доставляли ему удовольствие, а вот музыка не трогала.
— Но я не очень хорошо на нем играю, — запротестовал он. — Гэри Чишольм имеет награды за игру на скрипке, а слышала ли ты, как играет на фортепьяно Кит Уилсон?
Элисон с сожалением покачала головой:
— Ты что, ничего не понимаешь?
Тим и вправду ничего не понимал.