Любовь нельзя купить - Страница 37

— Самое странное в избитых фразах то, что они точны.

Макс отпрянул и внимательно посмотрел на Тесс, точно она представляла собою нечто экзотическое.

— Да ты ли это? Что сталось с моей женой, которая всегда ненавидела банальности? Уж не собираешься ли ты теперь общаться на языке рождественских открыток?

Тесс состроила гримасу:

— Просто я подумала о том, что когда происходит что-то действительно важное…

И оба поняли, что затронута очень серьезная тема.

— …то мы не готовы к этому. У нас нет опыта, мы не знаем слов. Я могу двадцатью различными способами сказать следующее: «Прости, наша помощница по хозяйству разбила хрустальную вазу-баккара, которая дорога тебе как память и которая случайно оказалась в посудомоечной машине», но я не знаю, что сказать тебе перед твоим первым выездом на машине. И не знаю, что сказать самой себе, когда мне больше всего на свете хочется забраться под пуховое одеяло и не высовывать оттуда носа, пока все не станет таким же, как было раньше.

Макс крепко обнял ее.

— Давай включим радио, может, там звучит какая-нибудь подходящая песня, которая заставит нас печально улыбнуться и послужит добрым знаком того, что мы сможем все это пережить. Так всегда происходит в кино.

Тесс не очень-то в это верила, но не собиралась отвергать это оптимистическое предложение. Она включила приемник возле кровати, настроенный на «Радио-2» в соответствии с их нынешним положением: они были слишком старыми для «Радио-1», слишком неподготовленными для «Радио-3», а теперь и недостаточно обеспеченными для «Радио-4».

Передавали знаменитую легкую инструментальную композицию, но ни один из них не мог вспомнить ее название.

— Это вещь группы «Флитвуд Мак», я точно знаю, — сказал Макс.

Тесс прищурила глаза, стараясь извлечь из памяти название. И только в конце, когда Терри Уоган назвал запись, оба щелкнули пальцами, вспомнив его. И тут же принялись размышлять над тем, какое оно несет значение. Песня называлась «Альбатрос».

Милли было все равно, что наступил понедельник. Для ее душевного состояния это не имело никакого значения. Каждый новый день был так же плох, как и предыдущий, и так продолжалось с тех пор, как она узнала, что беременна.

— Да дело не только в беременности, — сказала она. — Хотя это и некстати. Да тут еще и эта женщина появилась откуда ни возьмись, в самое неподходящее время. У меня сейчас такое состояние, что даже волосами своими не могу заняться, не говоря уже о муже, который так странно себя ведет.

— Он уже рассказывал что-нибудь об этой своей старой подруге? — спросила Фиона, решив сама затронуть эту тему.

Милли покачала головой:

— Меня это действительно тревожит. Если бы дело ограничилось одним ужином, не думаю, что я стала бы переживать, но за этим многое стоит. Уже несколько месяцев, а может, и лет все и без того идет не очень хорошо. Не знаю.

Она отрезала большой кусок морковного пирога и протянула его Фионе. «Органик» закрылся неделю назад, но у Милли в холодильнике все еще было много пирожных и пирогов. Поскольку в последнее время она потеряла интерес к сладкому, то потчевала гостей огромными порциями, хотели они того или нет.

Как только Фионе передалась депрессия Милли, она тотчас утратила аппетит.

— Милли, все дело в твоих гормонах, ты должна это знать, хотя тебе и не нравится, что я тебе это говорю. Когда речь заходит о гормонах, все предстает в черном цвете.

Милли покачала головой.

— Нет, тут кроется нечто гораздо большее. Когда у тебя четверо детей, беда в том, что у тебя уже нет возможности думать о чем-то другом.

Пока Милли произносила эту фразу, Фиона подцепила вилкой большой кусок пирога и отправила его в рот.

— Так вот, хотя меня и мучило подозрение, что Тим несчастлив, — продолжала Милли, — оно всегда оказывалось в конце списка, который я составляла. Ну, тебе же известны такие списки, которые начинаются с напоминания «не забыть накормить детей». А также собрать все необходимое в бассейн, дать денег на школьную экскурсию, купить подарки, когда пойдем в гости, зайти в химчистку и так далее. К сожалению, этот список такой длинный, что я никогда не дохожу до того места, где говорится: «Спроси своего мужа, доволен ли он жизнью». Скажи, ведь и у тебя так же?

Фионе хотелось согласиться, просто чтобы Милли стало легче, но ей показалось, что это собьет ее с толку, а может, и помешает предпринять какие-то действия, чтобы исправить положение.

— Понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь об этих списках. Грэм тоже почти все время оказывается в его конце. Но если что-то не так, я сразу передвигаю его наверх.

— А как ты догадываешься, что что-то не так? — спросила Милли. — Я настолько устаю, что успеваю только следить за тем, все ли есть у детей. Я всегда надеялась, что как только дети подрастут, я смогу снова быть поближе к Тиму. Я думала, он понимает, что это временный хаос.

— Может, он это и понимал, но известие о том, что будет еще один ребенок, подкосило его. А между тем твой «временный хаос» продлится еще лет пять. Не думаю, чтобы Грэму это понравилось.

Милли недоверчиво посмотрела на нее:

— Значит, по-твоему, я просто заблуждалась, что это продолжается гораздо дольше?

Фиона не была в этом уверена. Она заметила, что Тим в последнее время стал спокойнее. Разумеется, трудно определить точнее, потому что он не из тех, кто часто отлучается из дома. Но он держался на расстоянии от Фионы, так что она чувствовала некоторую неловкость, когда хотела заговорить с ним. У нее было такое ощущение, будто она прерывает его разговор с кем-то, хотя на самом деле он был погружен в себя. Тщательно подбирая слова, она передала эту мысль Милли.